Художник Дмитрий Хрусталёв-Григорьев считает свои картины опавшей листвой, а слова «Любовь» и «Смысл» требует выбросить из словарей. Пользуется ли он наркотиками? Как готовится к премии Нобеля?
— Как ты себе представляешь абсолютное счастье?
— Счастье — это быть Живым. Абсолютное счастье — это когда у тебя всё Живое: Семья, Работа, Друзья, Дом, Поиск, Творчество. Да, абсолютное счастье достижимо и постижимо, и это совсем не похоже на то, что люди называют счастьем. Счастье — это поток текущий через тебя, сама жизнь. И тяжёлая судьба бывает счастливой и лёгкая бывает унылой.
— Истории, стоящие за твоими картинами, так же интересны как сами картины?
— Это была лесть (смеётся)? Истории, стоящие за картинами настолько интересны, что приходится рисовать картины, писать стихи и танцевать. Картины — для меня лишь тени событий, они вторичны по отношению к событиям. Это для зрителя картина — первичное событие — неоткрытый космос, для художника картина — опавшая листва.
— Насколько много в твоих произведениях скрытых цитат?
— Будучи частью культурного контекста я, конечно, сплошная скрытая цитата Платона, Фрейда, Лакана… Но, увы, скрытая. Ибо в своём глазу и бревна не обнаружишь.
— Есть ли у твоей жизни смысл? И какой?
— Два слова, которые я требую выбросить из словаря: «Любовь» и «Смысл». Эти слова омертвляют всё, к чему прикасаются, всё превращают в фикцию, фальшивку. Именно об этом картина «Имена». Есть расхожая фраза: «Слово произнесенное есть ложь». Так вот, обнаружение смысла своей жизни ведёт прямиком в могилу. Мне интересно реализовывать, мне интересно растить семью, интересно… Смысл моей жизни в том, что мне сейчас интересно. А интересы постоянно меняются. Сейчас — это работа и семья. А по жизни — слушать незримые голоса и отвечать им.
— Держишься ли ты корней? Или предпочитаешь быть синицей в небе?
— О, ужас, недавно я обнаружил себя летающим деревом, это диковинная животина, которая тратит огромные усилия, чтобы прирасти к новому месту, семьи, городу. А потом, когда почва под ногами становится не плодородной, приходится отрывать собственные корни, махать ветками и лететь… Деревья летают очень плохо. У них только одна пора летать — когда они семена.
— Есть такой распространенный обычай: два человека, много лет подряд одалживают друг у друга сто рублей. Твоя семья — что она значит в твоей жизни?
— Хороший обычай, ещё спину подставлять, плечо, пинать порой, успокаивать, вдохновлять или брать плечо, получать пинки, успокоение и вдохновение. Я прагматик, я не испытываю никаких сентиментальных чувств о семье, семья — это долгосрочный договор для рождения детей и точка. И это не отменяет той бури разных чувств, которые я испытываю в моей семье. Ведь такие долгосрочные контракты можно заключать только с тем, в ком абсолютно уверен, с тем, кто небезразличен и глубоко интересен. И опять «значение»… Моя семья значит для меня, что мы идём вместе по одной дороге.
— Какие качества тебе нравятся в женщине?
— Какие качества мне особенно нужны в моей женщине? В первую очередь хорошее восприятие и умение услышать, то есть ворота к тому, чтобы идти вместе. И энергии исцеления, принятия и огонь самости. А если говорить вообще о женской энергии… Я люблю такое качество женской энергии, когда она имеет широкий спектр, чтоб она и ведьмой была, и простой, и ангелом во плоти, и всё это синхронно.
— А в мужчине?
— Вот, пожалуй, мужскую жизнерадостность выделю, запал такой добрый и земной. Это сексуальная энергия созидания, увы, сексуальную энергию очень узко воспринимают. Она значительно шире узкоспециализированного вопроса зачатия.
— Играет ли в твоем творчестве какую-либо роль религия или то, что принято называть «духовным путём»?
— Религия, в своей лингвистической и символической части очень востребована. Ангелы, демоны, учителя, праведники — все эти образы хорошо, ярко и детально разработаны в религиозной культуре. Достаточно нарисовать на существе нимб, как у зрителя выстраиваются массивные слои смыслов. Духовный путь — это тоже религия, увы, до понимания этого я доходил очень долго. Духовный путь не имеет чёткого литературного источника как Библия, но при этом является жёстким культурным догматом. В любом случае обозначается дорога восхождения человека во плоти, его стремление к аксиоме идеи. Но реальность жизни никакого отношения не имеет к этим вещам. И реальность творчества тоже. Творчество может использовать язык религии или духовности, но если бы соловей во время пения руководствовался буддизмом или христианством, то финал притчи Паоло Пазолини «Птицы большие и малые» слал бы фальшивым.
— Каких художников, писателей ты любишь? Артисты, кинематограф?
— Марина Абрамович, Алехандро Ходоровски… С литературой у меня сложные отношения, в юности чересчур много читал и глобально охладел к художественному тексту, но я очень люблю читать детям. Михаэль Энде их впечатляет и бурно обсуждаем. Крюс Джеймс тоже чудеснейшее чтиво.
— О наркотиках — как стимуляторах (в т. ч. творчества) — в соцсетях сейчас много говорят. Не хочешь ли что-нибудь добавить к этой э-э… куче?
— Не слышал. Наркотики не меняют человека, не делают его глубже. То, что человек сможет сделать с ними, и без них смог бы. Хорошо, посмотришь ты там структуру вселенной, все тонкие оболочки человека разом, будущее и прошлое на тысячи лет вперёд и назад. А потом вернёшься сюда, и что? Твои емкость и ресурсы останутся твоими. Ах, да, Дух Трипа прихватит свои десять процентов, ещё и восстанавливаться придётся. Вот если реальная практика под руководством опытного мастера или своей любознательности… тогда это ты своими ножками топаешь и никакой трип тебя не собьёт.
— Что для тебя важнее: мир внутри или мир снаружи?
— Мир в значении «отсутствие конфликтов» — это полная деградация. В значении «я в своём центре» мне нравится, значит, мой выбор — мир в себе. Ты у меня спросил на китайском о сумо, я ответил тебе на финксом о сумке. Увы наши языки очень различны, я лишь имитирую то, что понимаю тебя и осмысленно отвечаю (смеётся).
— Соотносишь ли ты себя с окружающей действительностью? Общественными и социальными явлениями?
— Конечно, я типичный российский фрилансер, очень ленивый, крайне неэффективный с раздутыми амбициями и ошмётками Достоевского и Гоголя, в качестве того, что пишут для персонажей в ролевых играх. Знаешь, идёт по полю крестьянин и говорит что-то про старуху-процентщицу, а тут орки набежали, потом славные рыцари, потом мана кончается и геймова настаёт, а крестьянин все ходит и бормочет про старуху.
— Есть старая поговорка: никогда не выдавай свою дочь за парня, который играет на каллиопе! Считаешь ли ты себя — ну, не сумасшедшим — но слегка помешанным художником? В том смысле, что то, чем ты занимаешься — это что-то больше, чем ты.
— Ой, нет, это не ко мне. Это к гениям всяким: Тарковским там, Гогенам там и прочим. Их духи носят, это очень красиво, меня самого штырит, как их носит. Но на эту карусель — ни ногой!
— Чего ты больше всего боишься?
— Простых вещей: смерти и боли.
— Как далеко ты готов зайти, чтобы никогда не быть номинированным на Нобеля?
— Я уже полностью развёлся с Литературой и сейчас развожусь с Философией, Физику с Химией я бросил в восемнадцать по обоюдному согласию. Я сделал всё возможное! И ничего не упустил. Но беда в том, что если уж ты попадёшь под прицел общественного мнения, тут уж тебя ничто не спасёт, ни отдельное жильё, ни анонимайзер.
— Куда бы, в конце концов, ты хотел бы попасть?
— Жжёшь (смеётся)! Хочу туристом в археологический комплекс Тиуанако. Мне постоянно кажется, что если я прикоснусь к этим руинам, я увижу их строителей. Реально хочется пообщаться с инопланетянином. Или наконец увидеть всё своими глазами и понять, что это люди сделали. Разочароваться было бы так же интересно как и очароваться.
— Что бы ты сказал тем, кто не знает откуда ты вообще взялся?
— Здравствуй, разумное существо, я примат с планеты Земля!