Моноспектакль «Голос». Впечатление

Моноспектакль «Голос» в исполнении Эллы Непомнящей по пьесе Жана Кокто «Человеческий голос» (режиссер Р. Б. Анушин, 2015 г.)

Интрига восприятия творческого своеобразия актрисы Эллы Непомнящей была обеспечена тем, что на спектакль я предпочитаю идти максимально сохраняя белизну листа, не наводя заранее так называемые справки о контексте, то есть об авторе пьесы, театре, режиссере, актрисе… Мне достаточно рекомендации определенных лиц, выражающихся достаточно кратко «тебе обязательно надо посмотреть!». То есть впечатление мое — очищено.

ЧТО: Моноспектакль «Голос» в исполнении Эллы Непомнящей
ГДЕ: ДК «Гайдаровец» Мск, ул. Земляной Вал, д. 27, стр. 3 (3 минуты от м. Курская, )
КОГДА: 25 марта 2016 в 19.30
Апрель 2016: спектакли в Петербурге и в г. Сосновый Бор.

Это уже после того, как сильнейшее впечатление — чистый ужас перед увиденным и услышанным, а также послевкусие, состоящее из жалости, сожалений о былом и гордости за себя сегодняшнюю, было получено, я изучила подробную информацию и об авторе текста, и даже сам текст.

Оказалось, что так ужаснувшая меня ситуация, представленная актрисой в белом, разворачивающаяся в минималистически решенных декорациях сцены, которые даже не воспринимались сначала, как сцена и актриса, настолько живым был диалог с невидимым и неслышимым собеседником, описана чуть менее ста лет назад французским драматургом Жаном Кокто.

Французский писатель, драматург и художник Жан Кокто писал стоящие особняком в большом литературном наследстве одноактные пьесы-монологи для многих талантливых исполнителей своего времени: Эдит Пиаф, Берт Бови, Жана Марэ. Как говорил сам автор, такой театр одного актера — уже давно привычное понятие для искушенного зрителя — выявлял драматическое дарование артиста с «неожиданными гранями таланта». Одновременно это «кусок живой жизни», психологизм и накал которого призван вспомнить и осмыслить собственные жизненные коллизии каждого.

Зритель старался ощутить во время спектакля некую почву под ногами и увериться в наличии своей реальности вне наблюдаемой им трагедии, но бесконечно длился этот малый час вместе с Эллой Непомнящей — исполнительницей главной и единственной роли.

Так вот оно начиналось — как ужастик далекого детства.

В черной-черной комнате, на черной-черной стене девушка в белом выводит белым мелом огромное «ТЫ» и заканчивает точкой, потом, очень быстро, еще до начала основного монолога, когда условно зазвонит белый-белый телефон, дописывает еще две точки, чтобы получилась незаконченность. Но тщетно. Все кончено. Он ушел и не вернется. Именно так, по-видимому, должен выглядеть по задумкам режиссера Анушина женский ад, осуществление самого частого женского страха, который каждый создает себе сам и из которого не может вырваться.

Представление полного безумия, которым в ходе разговора все более и более охвачена героиня, полностью превзошло по степени трагичности задуманный Кокто диалог.

У него, по крайней мере, действительно звонит телефон, и хотя мы слышим только слова героини, но это диалог, который мы можем без труда достроить. Честно говоря, в наше цинично-прагматичное время смазанных и грубых чувств нас уже не проймешь этой достроенной, безусловно, трагичной для героини беседой. На фоне бесконечных потоков ужасов и смертельных трагедий реальной жизни и ужастиков на всех медиа-носителях зритель привык к образу и звучанию зла настолько, что не смог бы сочувствовать, будь пьеса исполнена в первоначально задуманном варианте… В спектакле преднамеренно усилено состояние потери, в которое погружена героиня. Оно доведено до ощущения тотальной потери человека (что отсутствует у Кокто) — когда его уже нет на свете, а любящая женщина в своем сознании проживает по кругу все, что говорила или НЕ говорила ему когда-то, о чем жалеет и сокрушается.

Чтобы достучаться до зрителя через броню защитного позитива и отрицания необходим уже нечеловеческий ужас, который, в конце концов, охватывает даже самого упорного к проявлению эмпатии (имею в виду себя). Хрупкость, нежность, драгоценность женского преданного чувства, несмотря на неприкрытую тень все возрастающего в процессе спектакля безумия может в какой-то момент вызвать и сравнение с бездумной собачьей преданностью (о собаке, ждущей хозяина и тоскующей, речь заходит несколько раз, видимо, собака, все-таки не галлюцинация героини). Возникает довольно быстро и презрение к такой слабоумной липучести, и подозрение в злоупотреблении химическими средствами (которое оправдывается, когда героиня рассказывает, как приняла двенадцать снотворных таблеток). Но Элла Непомнящая в сотворчестве с режиссером, которого нельзя не упомянуть здесь добрым словом, продолжает смелое проникновение в безумное море страдания, буквально утаскивая зрителя за собой.

Уместно также упомянуть стилистически правильное костюмное решение героини, которое также подчинено основной задаче вызвать ужас в относительно здоровом мозгу. Ведь если сопоставить текст и визуальный образ, то возникает сначала желание одеть героиню в кисейный пеньюар, а медицинское облачение то ли доктора, то ли пациента является раздражающим фактором, впрочем, как и сама героиня.
В бурных эмоциональных волнах от аффекта к оцепенению в воображаемой смирительной рубашке, от истерики до полного упадка сил, и от слуховых галлюцинаций к зрительным вместе с героиней зритель под конец чувствует вместе с ней самое страшное в полной мере — «замолчать и погрузиться в пустоту, во мрак».

Важно, что героиня не уходит в страдания на сцене, а с отчаянием борется — с «ним», с обстоятельствами, с воспоминаниями, с самой собой… И то, что ей безумно больно, видно через призму борьбы с этой болью

Элла Непомнящая не только говорит, кричит, шепчет, смеется, рыдает и умоляет голосом. Говорит само ее пластичное тело во всем диапазоне от мучительного переплетения рук и ног, скорчившись или распластавшись на полу или на табуретке, до балетных па, неудержимого бега на месте и шпагата. Тело и голос, метания героини по черной комнате и общение с белым телефоном производят на преимущественно зрительниц гипнотическое воздействие удава на кролика. И оторваться нет сил, и смотреть дальше нельзя, потому что после ужаса придет осознание.

Именно за этот конечный эффект можно многократно благодарить актрису Эллу Непомнящую в ее моноспектакле. В конце спектакля героиня придумывает свой мир, где они остаются вместе, где все хорошо, иными словами выбирает безумие, для нее это единственный способ дальнейшего существования. В конце концов наступает катарсис — освобождение от цепей эгоистических зависимостей, возвышение через прощение к чувству божественной любви. Когда героиня надев фату невесты говорит в подобие телефона «Я согласна!», в памяти всплывает понятие «христовой невесты», как назывались в средние века монахини, посвятившие свою жизнь служению Христу. Именно к чувству освобождения и любви проходит сама и проводит зрителя героиня Эллы Непомнящей по ужасной дороге безумия, помогая с помощью театрального действа каждому зрителю в его собственной эмоциональной личной жизни.

Так нечеловеческий ужас зрителя на спектакле «Голос» немало способствует осознанию себя, что и составляет основную задачу настоящего искусства.

О героине: актриса Элла Непомнящая

Окончила СПбГИК, мастерская В.А. Тыкке при Театре-фестивале «Балтийскйи Дом».

В настоящее время живет на два города — Москва — Санкт-Петербург. На площадках Москвы играет спектакль «Голос» по пьесе Жана Кокто. Снималась в кино. Автор поэтического сборника «Время эL».

О пьесе: Жан Кокто «Человеческий голос»

 «Человеческий голос» — это драма женщины, оставленной своим возлюбленным, рассказанная в форме монолога, а вернее диалога по телефону с мужчиной, голоса которого зритель не слышит.

Впервые сыграна Берт Бови на сцене театра «Комеди-франсэз» 17 февраля 1930 года и с тех пор прочно вошла в репертуар известных актрис Франции. Ее неоднократно записывали на пластинки, ставили в кино. Композитор Пуленк написал по мотивам пьесы Кокто оперу «Человеческий голос».

Оставьте комментарий