Рок-менестрель, загадочный Тёмный Принц с мертвенно-бледным лицом и длинными, густыми иссиня-чёрными волосами, апологет и апостол Готического движения.
Его необычное владение гитарой, настроенной по-особому, чарует и завораживает. Его голос — высокий, ясный, как воздух осенью, неумолимый как судьба, звенит словно из потустороннего мира. Его чёрные ниспадающие одежды оттеняют серебряные украшения: цепи и перстни с крупными камнями в духе средневековья. Вот три составляющие успеха, неизменно сопутствующего его концертам. Григорий Казанский — рок-музыкант, поэт, вокалист, гитарист, рок-композитор, автор и исполнитель собственных песен, а порой старинных переводов. Его сольное исполнение под гитару, песни гордого одиночки — словно величественные зонги скальда на вершине заснеженного скалистого фьорда. Его гитара, чей звук подобен могучему звуку лютни древнего менестреля, с серебряными струнами, потемневшей от времени и покрытой драгоценной инкрустацией. Его стиль игры — своеобразный, изысканный готический рок, в котором причудливо сочетаются тяжёлый блюз, индастриел, средневековые рыцарские баллады.
— Григорий, сейчас Вас можно смело назвать «иконой готического стиля». А ведь в советское время, в юности, Вы оказались причастны субкультуре хиппи? Почему, например, не эзотерикам, рокерам?…
— Молодость моя ещё продолжается, и пока ей конца не видно! В Систему (так называлось сообщество хиппи в СССР) я пришёл сознательно, лет в 15. Меня привлекала цветочная идеология — любовь ко всем, мир без лжи, мир без войны. Привлекала вольная жизнь, романтика дальних странствий, нравилось носить длинные волосы. И девушки нравились с длинными распущенными волосами, да и я им нравился тоже (смеётся). И так как-то всё завертелось. Правда, я уже тогда скорее был готом, чем типичным хиппи, только ещё сам не знал об этом! Тогда ещё в СССР не было такого понятия, как Готическая субкультура. Но мне и тогда уже нравилось всё то, что нравится сейчас. Я называл себя «чёрным хиппи» (сам придумал!), я был исполнен мрачного мистического романтизма, был склонен к тайным знаниям о потустороннем мире и обо всём таком. И внешний стиль у меня уже был соответствующий. Так что, когда появилась Готическая субкультура, я даже удивился — сколько, оказывается, нас таких, и как я всё точно предугадал. А рокером я был всегда, одно другому не мешает! По мировосприятию, по образу жизни — хиппи (точнее — «чёрный хиппи»). По роду занятий, творчеству — рокер, готический рок-менестрель. Я же играл рок-музыку. Ездил автостопом из города в город, давал концерты на квартирах, на природе, на ступенях какого-нибудь старинного замка и в других, самых неожиданных, местах. Среди хиппи было много рокеров, многие из моих друзей и сейчас ещё остались — Умка (Аня Герасимова), Юра Наумов и другие. Да и в более раннем поколении рок-музыкантов (сейчас уже очень солидных и очень знаменитых) много бывших хиппи. Но что касается эзотерики, то я всегда был твёрдым христианином, поэтому особых склонностей к чему-то другому у меня не возникало.
— Из далека современной жизни, как оцените те времена? Что было лучше, чем сейчас, а что должно оставить навсегда?
— О, тогда все рокеры были как одно братство — и из среды хиппи, и все остальные! Это была основная идея: чувство единства, чувство плеча друга рядом, миллионов друзей! Вот, и Кинчев пел: «Мы вместе! Мы вместе!» и «Моё поколение…», и Цой пел как бы от лица всех сразу: «Перемен, МЫ ждём перемен!», и Юра Наумов: «Солдаты рок-н-ролла», — в том смысле, что рокеры — это единая армия. И у меня из тех времён полно таких песен, я и сейчас их пою. Но теперь этот дух единства остался у немногих, а в целом сейчас этого нет. Теперь в основном поют не «мы», а «я», словно попрятались по своим бункерам. Этого быть не должно. Если и дальше будет так, то мы растеряем всю сущность рок-н-ролла (грустная улыбка). А вот что сейчас хорошего — теперь у нас есть мобильные телефоны, компьютеры, Интернет, такая великая возможность быстрого общения, возможность записывать в цифровом формате и выкладывать музыку в широкий доступ, так что весь мир тебя слышит! А раньше ничего этого не было, только магнитофонные записи да сарафанное радио. Вот если бы к новым возможностям ещё возродить прежний дух рок-н-ролла — это было бы прекрасно! Впрочем, мне кажется, это уже начинает происходить.
— Мой знакомый в дневнике своей юности сетовал, что за пару-тройку лет все бывшие хиппи обрили волосы и обросли семьями, он очень грустил по этому поводу. Но потом и сам женился… Что Вы думаете о переходе из мира свободы в мир семьи?
— Я думаю, если ты хиппи и твоя подружка тоже хиппи, и вы решите утвердить свой союз, как брак — непонятно, почему после этого вы должны перестать быть хиппи? Так бы вместе и путешествовали, общались с другими, и одевались по-прежнему, и волосы бы не стригли. Я таких знаю множество. Но много и таких, про которых вы говорите. В принципе, я отношусь к браку положительно, мне кажется — это естественное состояние для человека. Правда, лично сам я — закоренелый холостяк. Я, действительно, как человек богемы, привык к вольной жизни. Но, думаю, это, скорее, исключение. Во-первых, у меня так уж исторически сложилось. А во-вторых, извините — «не женат» вовсе не значит «одинок» (скромная улыбка).
— Вы долго болели… Как повлиял на Ваше восприятие жизни этот тяжёлый период? Отличается ли Ваше творчество до болезни и после?
— Да, я долго болел анорексией, лечился, проходил курс восстановления. Это было последствие моей работы натурщиком, моделью — традиционный способ подработки среди хиппи, молодых рок-музыкантов. Там ценится очень стройное, рельефное телосложение, а я, имея от природы эти данные, с чисто юношеским максимализмом старался похудеть ещё и ещё. Изнуряющие тренировки под очень сильными препаратами, которые отбивают голод и придают энергии (любой человек с опытом хиппи — хороший фармацевт, ха-ха). А анорексия — это, знаете ли, такая штука, что сначала мне всё даже очень нравилось! Я был в полном восторге — двигаться так легко, внешний эффект потрясающий, коллеги завидуют, и аппетит сам куда-то исчез! Пока не стало по-настоящему плохо. И потом я долго лечился. Но не могу сказать, чтобы это повлияло на моё восприятие жизни. Творчество, если и менялось, то это вряд ли имеет отношение к болезни.
— Вы оставляли творчество? Просто физически не могли им заниматься?
— Да, я именно физически не мог выступать, петь и играть на гитаре как следует, да и позировать уже тоже. Но я всё равно продолжал сочинять, играл для друзей, старался записывать песни дома на магнитофон — до лучших времён, когда я вернусь к прежней полноценной жизни. Творчество я не оставлял никогда.
— Ваш стиль, манера — готика. Любой стиль имеет свой особый девиз… К чему призывает Ваша готика?
— Готика — это романтика, это утончённая красота, это атмосфера, которой мы дышим. Как прекрасна европейская готика — какая архитектура, живопись, какая музыка и поэзия! Это всегда возвышенно, загадочно и прекрасно. И в эстетике современной Готической субкультуры это находит отражение. Основа, проходящая чёрной нитью через жизнь Готической субкультуры — думать о Смерти, «дружить со Смертью» — это значит думать о душе, размышлять о переходе в вечность, который предстоит всем. Попытка осознать, что жизнь на этом вовсе не кончается, просто совершается переход в иной мир — и Смерть уже не кажется страшной. Мысли о Смерти облагораживают, они пробуждают дух и совесть. О Смерти размышляли самые мудрые и самые духовные люди во все времена. «Мементо мори! Помни о Смерти!» — говорили античные философы. «Помни о смертном часе, и вовеки не согрешишь» — говорили христианские подвижники. Человек — настоящий, духовный человек, как его задумал Бог — именно тем и отличается от животного, что знает о том, что он смертен, и что будет загробная жизнь. Он размышляет об этом, и меряет по этим мыслям все свои земные поступки. Смерть — это встреча с Богом, которая состоится даже у неверующего, как бы он ни убеждал себя в обратном. Понимание этого приводит к мудрости.
— Какова цель и смысл Вашей жизни? У жизни вообще есть смысл и цель?
— Да, у жизни есть смысл и есть цель. Смысл моей жизни — максимально реализовать свои творческие способности, те дары, которые дал мне Бог, исполнить своё предназначение. Сделать кого-то счастливее. И спастись для жизни вечной. В этом смысл, в этом же и цель.
— В 2010 году вы записали альбом «Жемчужный огонь», и были недовольны «лёгким звучанием», даже планировали переписывать. Как Вы сейчас относитесь к этой работе?
— Конечно, я обязательно это сделаю. Тогда я записывал альбом на чужой студии и во всём зависел от продюсера, который это организовал, от звукооператора, который это осуществлял. Теперь обстоятельства изменились, я имею возможность записывать музыку в своей домашней студии, сколько хочу и как хочу, в непринуждённой обстановке, пробовать разные варианты. Так что, конечно, теперь лучше.
— А сейчас что создаёте, будут новые песни и альбомы? Что варится в Вашей творческой мастерской?
— О, варится многое! Я, кроме «Жемчужного огня», сейчас работаю над песнями сразу для четырёх будущих альбомов, и потом последовательно выпущу их в свет, один за другим. Очень хорошо иметь домашнюю студию — пусть скромную, но свою, так, чтобы ни от кого не зависеть. Творчество не должно быть сковано ничем. Тогда всё получается во много раз лучше.
— Какие у Вас отношения со слушателями? Что самое ценное для Вас в выходе на сцену?
— Я их очень люблю, они мои друзья, мне дорого их внимание. Сейчас такое время, что прежде чем увидеть артиста на концерте, публика уже достаточно хорошо знает о нём через Интернет, социальные сети. Поэтому приходят на мои концерты те, кому это близко, те, с кем у нас есть взаимопонимание. Самое ценное для меня в выходе на сцену — это живой контакт со слушателями. Кроме записи альбомов и выкладывания музыки в Интернет, артисту всегда необходим живой контакт.
— Что кроме творчества, еды и секса Вам приносит действительно глубокое удовлетворение?
— Вы забыли упомянуть водные процедуры (улыбка). А если серьёзно — чистая совесть. Когда мои мечты исполняются, путём долгих стараний. Когда я спокоен за своих близких — всех, кого я люблю. Ощущение единства со всем миром, сопричастности ко всему.
— Многие произведения для автора со временем стареют и перестают быть волнующими. И у каждого есть строки, которые не теряют своей актуальности никогда. Что в Вас неизменно?
— Ответ прост, он заключается в самом Вашем вопросе. Действительно, некоторые песни со временем выпадают из моего репертуара, как написанные под влиянием настроения, как то, что теперь уже мне несвойственно и для меня неактуально. Неизменно для меня то, о чём я пою сейчас. Неважно, когда написана песня — недавно или много лет назад. Если я сейчас пою об этом — для меня это неизменно. Приходите на концерт и послушайте, я буду вам искренне рад.
— А глобально, охватывая всю жизнь, Вы оптимист или пессимист?
— Конечно же, оптимист! Хоть жизнь и научила меня всегда быть готовым к худшему, но я при этом никогда не оставляю надежды на лучшее!
— Ваши пожелания человечеству?
— Мира вам и добра! Любите друг друга, и берегите себя, своих близких и своих далёких! Старайтесь понимать друг друга, не осуждать и сочувствовать. Любовью, сочувствием и взаимопониманием мы спасёмся. Да будет это со всеми нами!