Журналист Элла Молочковецкая
Мог ли представить нордический Мсье, самодовольно поглядывающий на себя в узорные зеркальные дверцы декорации, что, по прошествии нескольких лет, сыгравший его Леонид Лютвинский отразится в совсем других обликах.
В пьесе Жана Жене «Служанки» у персонажа по имени Мсье нет ни одной реплики. Собственно, вообще нет такого героя. Он проявляется опосредованно, через реплики трех главных девушек: Клер, Соланж и Мадам. В спектакле Романа Виктюка Мсье обрел плоть и осязаемость. За двадцать пять лет легендарная постановка претерпела несколько редакций, и не будет преувеличением сказать, что наиболее запоминающимся Мсье стал Леонид Лютвинский. Благодаря вовремя записанной телевизионной версии зрители даже из самых отдаленных поселений нашей бескрайней страны смогли увидеть, как, при минимуме непосредственных появлений на сцене, актером был создан цельный образ яркого удачливого мачо. Не составляло труда поверить, что именно такой голливудского облика блондин может стать предметом лепета, шепота и экстатического крика служанок вкупе со своей госпожой. Только с подобным невероятным мужчиной, «самой деликатностью» следовало всю ночь пить шампанское в «Бильбоке», а, в конце концов, не стыдно и отравиться остывшим липовым отваром под сладострастные песни Далиды.
Мог ли представить Мсье, что отразится в совсем других обликах. Как популярный поп-певец более чем известной группы «Белый орел». Как режиссер театральных постановок и шоу. И как поэт, которого уже сейчас причисляют к плеяде «новых романтиков».
Родившийся в небольшом белорусском городке на границе с Литвой и Латвией, он прошел суровую школу жизни, не дающую никаких поблажек. Ностальгически вспоминаемая бесплатная система образования давала только азы обучения, а в дальнейшем нужен был упорный труд, зачастую — физический, доля авантюрности, и, конечно, везение. Все это привело к окончанию ГИТИСа и распределению в один из самых топовых театров страны — Ленком. Потом были несколько перевернувших творческую жизнь лет в Театре Романа Виктюка, где в тот момент были поставлены знаменитые спектакли: «Служанки» и «М. Баттерфляй»… И в каждом из них играл Лютвинский.
А затем был… «Белый орел». Вокалист в нежно любимой народом группе — для театральных поклонников подобное превращение стало настоящим «подъемом с переворотом» и «восьмеркой в воздухе». Казалось бы, репертуар, под который до сих пор рыдают домохозяйки, категорически не подходил рафинированному артисту. Но Леонид Лютвинский настолько «приручил» песни этого до поры до времени призрачного коллектива, что сделал его изящно-шансонным без часто употребляемого негативного оттенка. В том, что делал в группе «Белый орел» Лютвинский, был, скорее, оттенок мудрости Сержа Генсбура и чувственности модного ныне Бенджамина Биоли. Человек с настолько осмысленными жестами, и взглядом, в котором читалась непростая биография, по определению не мог быть пошлым. Возможно, в этом до сих пор кроется популярность Леонида Лютвинского. Зрители (конечно, более всего — зрительницы) по сей день тянутся не к музыке или текстам, а к нему, как личности, которая поймет, не осудит и выскажет то, что ты не смог бы даже сформулировать.
Что до поэзии, то… как говорила Эми Уайнхаус, «в своих песнях я говорю о том, о чем не могу сказать даже самым близким людям». Поэзия, благодарное прибежище интроверта, дает возможность автору и исполнителю высказать то, чем живешь, что давит, свербит и рвется наружу.
Часть стихов Лютвинского вошла в недавно вышедший сборник «Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы» под редакцией известного писателя и телеведущей Анастасии Мурзич. Даже небольшая толика довольно внушительного объема сочинений дает возможность ощутить масштаб дарования этого поэта. Он не прячется под маской постмодернизма, не играет словами, не пытается философски обобщать. Он просто живет и дышит поэзией, как ни банально это прозвучит. Эмоционально раскрывается и так же экспансивно умалчивает. Бережно раскрывает перед читателем затаенные тенеты своей души, застенчиво предлагает копнуть глубже, — иногда на грани сознания, иногда — за пределом подсознания. Заранее пресекая недоброжелательные оценки, Леонид Лютвинский говорит о себе: «Я — философ, с ударением на последний слог». Но разве философы не были своеобразными поп-звездами своей эпохи, которых читали все, а понимали — единицы? Лютвинскому повезло больше, его сочинения, как облаченные в чисто поэтическую форму, так и обернутые музыкой, можно и понять, и почувствовать, и проассоциировать с собой.
За такие полеты и путешествия художник, как правило, тяжело расплачивается. И сейчас во всех интервью Леонид Александрович с печальной уверенностью говорит о том, что стихи больше не идут к нему; что любовные вирши читаются исключительно абстрактно; что в его планах нет издания персонального сборника стихов; что, в конце концов, он «старорежимный человек». Возможно, пришло время отстранения от гущи событий, в которой наш герой пребывал практически всегда. Вероятно, просто настала пора накопления духовной энергии. В любом случае, в скором времени, надеемся, это приведет к восстановлению того призрачного столпа, что соединял Леонида Лютвинского с его Источником вдохновения и, соответственно — к появлению нового творческого отражения.