Поэт и медик Александр Ириарте совмещает несовместимое в жизни и творчестве. Он заявляет о том, что декадентство как никогда актуально в наше время, и рассказывает об особенностях начитанных врачей.
Александр Ириарте, поэт, отличающийся экспрессивной подачей стихов, обилием декадентских и психоделических настроений. В 2013 году записал альбом мелодекламаций «Грозы и пустыни».
— Александр, о чем Ваши стихи? Чего в них больше — декаданса или завуалированного романтизма?
— «Конечно, о любви. Все стихи о любви. Нет настоящей поэзии, рождающейся не из этого чувства, ведь слово, речь, — это то, что отличает человека от животных, а любовь — то, что делает человека человечным». Это отрывок из «Ненависти всего мира» — моего спектакля, — и для меня вопрос давно решён. Любовь как тождество человечности — суть поэзии. Человеку, не любящему и не любимому не нужны стихи, а если он и вздумает их писать, ничего хорошего не выйдет. Напротив, чтобы стать настоящим поэтом, нужно учиться любить. И любить так сильно, чтобы наполняя любовью сердце читателя, не опустошать своё собственное. А чего больше в моих стихах, декаданса или романтизма, — пусть решит читатель.
— Сейчас Вы студент-медик. Такая специальность — Ваш личный выбор, семейная традиция? Как Вы попали в медицину?
— Существует мнение: врачами становятся, чтобы вылечить себя. В этом есть доля правды. Я был больным ребёнком, и всё моё детство прошло в окружении больничных стен и докторов. К старшим классам школы во мне проснулось желание побывать по другую сторону баррикады. Моя мать врач, но она никогда не уговаривала меня идти по её стопам. Напротив, она советовала хорошенько поразмыслить о предстоящем выборе, и я благодарен за совет: моё решение посвятить свою жизнь медицине — полностью осознанно. В этом году я заканчиваю обучение в Первом Меде и ничуть не жалею о выбранной профессии. Хотя, вопреки многим моим коллегам, утверждающим, что кроме медицины заниматься больше нечем, я могу посвятить себя разным областям знаний. Для человека искусства важно не зацикливаться на чём-то одном.
— Так всё-таки это миф, что все медики исключительные циники? Почему?
— И да и нет. Всё зависит от двух факторов: от воспитания и от рабочей среды, в которую молодой врач погружается. Очевидно, специальности, связанные с тяжёлыми, а порой запредельными эмоциональными и физическими нагрузками, быстрее изнашивают психику. Наступает профессиональная деформация. Трудней, несомненно, приходится врачам скорой помощи, онкологам и хирургам. Среди них мне чаще доводилось встречать характеры измождённые, озлобленные, либо наоборот — холодные и циничные. Но это не значит, что каждый хирург станет циником. Можно прийти в специальность, уже будучи циником. А можно через любую, самую изнурительную работу пронести душевное равновесие, сохранить в себе чуткость к пациентам и коллегам.
— Как влияют друг на друга эти занятия — медицина на поэзию и наоборот?
— Двояко. Медицина предстаёт передо мной настоящим океаном человеческих переживаний, оголяет чувства, показывает истинные грани души: все её тайные закутки, все лучики света и пятна мрака. Безусловно, это богатейшая пища для размышлений и для совершенствования своего искусства. Это не может не вдохновлять. В то же время, погружаясь с головой учёбу, я всё меньше времени могу уделять написанию стихов, не говоря уже о чтении со сцены. Влияет и поэзия на медицину. Я замечал неоднократно: врачи, любящие литературу, лучше понимают своих пациентов. Им проще находить общий язык с совершенно разными больными.
— Год назад вы записали альбом «Грозы и пустыни» и это действительно «экспрессионизм, психоделия, декаданс». Как приняли это произведение слушатели? Какие отзывы были?
— Все рецензенты отметили композиционную целостность, атмосферность, образность произведений, и, конечно же, серьёзный подход к работе. Так и должно быть. Ведь над альбомом трудилась целая команда. Много часов было проведено в студии, но работа продолжалась и вне её стен. Все, кто участвовал в создании альбома, и все, кто нас поддерживал — вложили частичку себя. Тем приятнее прочесть и услышать отзывы с благодарностями и пожеланиями не прекращать творить. Значит, всё не зря.
— В ваших текстах очень много оксюморонов. Вы постоянно сталкиваете противоположности. Почему вы так любите соединение несоединимого? Что в этом особенного?
— Здесь нужно задать вопрос: какое стихотворение назвать хорошим? Новое. Новое, прежде всего, для самого автора. Когда автор раз за разом переписывает одни и те же мотивы, он и сам вскоре утрачивает к ним интерес. Но когда каждое стихотворение — своего рода открытие для поэта, тогда и читатель охвачен восторгом этого открытия. Пушкин был свежим ветром своего времени. Маяковский — своего. Наряду с ними творили сотни других поэтов, модных, но не принёсших в литературу ничего оригинального, и потому вскоре забытых. Поэтому, сталкивая, на первый взгляд, вещи несовместимые, я ищу новое, ищу их гармонию. И нахожу.
— «Слушатель вдруг окажется среди руин проклятого города…» и прочих неприглядных местах с вполне «готической» атмосферой. А в вашем мире бывают уютные места?
— Все готические ансамбли, все сумрачные пейзажи моих произведений существуют в реальности. В них разворачиваются переживания конкретных людей, а не абстрактных лирических героев. Это истории обо мне и тех, кого я хорошо знаю. Но, в конце концов, любая боль стихает и продолжает жить лишь в воспоминаниях. Тогда все эти проклятые руины становятся храмами, где бродят мысли, где рождается искусство. Там уютно. Туда хочется убежать от будничной грубости, от шума, от одиночества. А в более широком смысле у меня, разумеется, есть стихотворения, написанные светлыми красками.
— Что такое, по-вашему, Декаданс? Как в него попадают? Нужно ли из него выходить? Какой в нём опыт для человека? Каков логичный финал Декаданса?
— Передознуться или глотнуть пулю? Это вовсе не обязательно! Декаданс — не прожигание жизни. Декаданс, вернее, декадентство — это литературное течение, зародившееся в конце XVIII — начале XIX вв, главной идей которого было отрицание окостенелых литературных догматов. Отказ от политической и гражданской тем в пользу глубинного постижения внутреннего, субъективного мира человека, и, конечно, поиск новых форм. Всё это, на мой взгляд, как никогда актуально в наше время. Особенно важен принцип «искусство ради искусства» — то есть добровольный уход от злободневности, от нацеленности на широкую, непритязательную аудиторию. От оголтелой популяризации. Декадент оставляет всё это ради художественной ценности стихотворения.
— Часто ли вы выступаете на публике? Вам нравится сцена? Где вас услышать?
— Безусловно, я люблю сцену. Ни с чем не сравнимое чувство — делиться своим искусством с живыми слушателями. Это магия голоса, взгляда, жеста. Я стараюсь быть в курсе всех интересных событий поэтической жизни Петербурга. Так что если вы тоже дышите поэзией, то мы обязательно встретимся.
— В Петербурге очень много поэтических проектов, у вас есть любимые? Каких своих современников-поэтов, исполнителей уважаете? Расскажите, чем они вам нравятся…
— Думаю, самый яркий проект, — это Театр поэтов «Послушайте». А назвать одних современников и не назвать других — значит кого-то обидеть. Поэтому скажу прямо: я уважаю каждого, кто пишет настоящие стихи, кто трудится над ними, кто не боится быть искренним, быть непохожим. Таких всегда мало. Но именно такие, я уверен, становятся великими поэтами.
— У вас есть фотография, где пол-лица закрашено растрескавшейся маской. Что это было за представление? Грим сами наносили?
— Это эклектик-феерия «Мелисса» в соавторстве с петербургской поэтессой Светланой Севериновой. Вы ещё увидите нас на сцене. Грим наносили всем миром, и получилось весьма эффектно!
— Всегда было интересно узнать миростроение медика и декадента… Что такое любовь? Что такое Бог?
— Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём.
— Ваши пожелания человечеству!
— Читайте стихи.